С вечера ударил долгожданный мороз, и к утру обещал выдать на термометр градусов 25 ниже ноля, никак не меньше. А это значит, что ледовые забереги, бывшие до этого хилыми и ломающимися при малейшем намерении туда попасть, окрепнут настолько, что выдержат вес среднего мужчины с рюкзаком и топориком.
6 утра. «Нива», урча раздаткой, крадётся по старой лесовозной просеке, упирается в завалы полусгнивших хлыстов и облегчённо затихает. Дальше – пешком. Сначала – по тракторным колеям, в которых уже начали расти берёзки и прочая молодая таёжная поросль, а потом – по зарубкам, сделанным нашим проводником Петровичем в прошлом году. Морозец слово сдержал: выезжали – было минус 27, и к восходу верная тридцатка наберётся. Тем лучше: больше шуги на реке – выше вероятность того, что хариус, сиг, ленок и прочие обитатели здешних вод полезут под спокойный ледяной наплыв на теле Реки. Снегу в тайге ещё немного, поэтому двигаемся без лыж, время от времени меняясь с товарищем жёлтыми майками лидера. Петрович старенький, «тропить свежак» авторитет не позволяет, поэтому он чинно шествует сзади, налегке, давая указания нам с Лёхой по поводу дальнейшего маршрута.
У-ф-ф-ф, добрались! Перед нами – Река, подёрнутая туманом на открытых участках, уже по-зимнему маловодная и с ледяными заберегами, виднеющимися тут и там. Вышли прямо на место ловли: вверху шумящий, перемалывающий каменными зубами шугу, перекат, и тихий слив в яму, со слабым течением. И (Слава Богу) прочным, на первый взгляд, ледяным панцирем, доходящим почти до середины Реки. Первым делом, по заведённой традиции – костёр и чай. Костёр – на случай возможной просушки после непредвиденного ухода под лёд; чай – личное знакомство с Рекой, душевное слитие, так сказать, в единое целое. «Мы с тобой одной крови…» и далее по Киплингу…
Лёха с топориком бежит делать лунку для забора воды, я занимаюсь костром. Петрович сидит на еловой сушине и сурово смотрит на своих подопечных из-под кустистых бровей: всё ли правильно делают «сынки», не нарушают ли рыбацких традиций, не пронесли ли втихую в заплечных котомках «огненной воды»?..
Что ж, ритуалы соблюдены, рассвело достаточно, выходим на лёд для «пробы пера». Лёха разматывает удочку прямо у берега, у лунки, откуда брали воду для котелка. Я осторожно продвигаюсь ближе к краю заберега, руководствуясь, опять же, наставлениями старого «ленчатника-таймешатника» Петровича. Пожалуй, хватит! Прорубаю лунку, передаю «батяне» сведения о толщине льда, заглядываю, сообщаю примерную глубину. Ныряю в рюкзак, достаю подготовленный с вечера ленковый удильник, кладу под трепещущее в ожидании борьбы тело клеенчатый матрац… и с замиранием сердца опускаю снасть в прозрачную воду.
Видно уже хорошо, отчётливо просматривается дно и каждый камешек на нём, глубина 2.30 – 2.50. Петрович уже перестал колотить топориком по крепкому осеннему льду, а Лёха замер давно. Начнём, пожалуй…
Моя обманка сделана из волос оранжевого цвета от детской куклы, вся лохматая и волосатая, осенью на летнюю удочку я прилично ловил на неё ленков. Посмотрим, как поведёт она себя на первой подлёдной рыбалке. Опускаю мормышку на самое дно, резкими короткими колебаниями поднимаю фонтанчик песчаной мути и плавными уже движениями «убегаю» от возможного противника ближе к поверхности. Обманка в средней толще воды, я собираюсь вновь опустить её на дно, как вдруг сбоку вылетает ОН, красавец ленок...
Пожалуй, трудно представить в воде рыбу красивее этого сибирского лосося. Тёмно-чёрное стремительное тело, яркие грудные плавники, окаймлённые белой полосой, и такой же белый кантик, обозначающий пасть. Тёмным вечером, когда разглядеть практически ничего нельзя, или в мутной весенней воде именно эти полоски, отчетливо видные в воде, показывают рыболову момент, когда мормышка влетает в пасть красавца-хищника и пора делать подсечку.… Однако, отвлекаюсь…
Ленок встал перед обманкой так же резко, как и подскочил. Хорош! На кило-полтора потянет. Так, главное, чтобы он не услышал бухающие удары сердца, в любом случае передающиеся через лед на его среднюю чувствительную полосу, не испугался непонятных ритмичных колебаний. Теперь «замираем» на месте и создаём игрой «мормышки» панику: ой, как я боюсь это чудище, ах, сейчас оно меня съест… А ленок стоит! Ладно: ой, пора «убегать» резкими паническими движениями к спасительному верху, туда, где хозяин с горящими глазами следит за разворачивающейся подводной трагедией… А лосось пошёл по своим рыбьим делам, не обращая больше никакого внимания на остатки скальпа от детской куколки.
Хм, странно… Место нетронутое, тишина на льду идеальная, мормышка рабочая... Ладно, перекурим и спросим, как дела у конкурентов. Лёха поведал об одном пойманном хариусе и о том, что подлетала какая-то рыбина, но из-за малой глубины не показалась, лишь подняла муть и создавшимся течением раскачала обманку. Петрович, не поднимая головы от «дырки», бубнит, что рыба совсем распоясалась, был подход ленка и сига, однако дальше рассматривания Петровичевской мормышки дело не пошло. Что ж, главное установлено: рыба в яме есть, нужно всего-то найти то, что будет хладнокровной по вкусу.
А дальше всё пошло, как на заезженной пластинке: новая обманка, подлёт ленка или величавый подход сига, недоверчивое рассматривание дёргающейся в предсмертной агонии, или плавно колыхающейся, или убегающей, штуки с блестящим хвостиком на конце… И, соответственно, резкий или неспешный отход в сторону. Чего мы только не пробовали! Долбили новые лунка, морозя руки, насобирали в воде местной мелкой и крупной фауны, пробовали и на местную подводную флору (чем чёрт не шутит?) - но всё оказалось бесполезно. Отказ был категоричный, пересмотру и обжалованию не подлежал. Между тем, неумолимо приближался вечер. Солнце спряталось за сопки, наземная и подводная местность осветились мягким серым отражённым светом, и под водой началось оживление. Сиги, ленки и небольшие таймешата беспрестанно спешили куда-то по своим делам, вообще не реагируя на мормышки. Время от времени, словно спасаясь от невидимой погони, пролетали крупные хариусы, интереса к приманкам также не высказывающие. Запас комментариев, сожалений о том, что « вот опять хороший прошёл и не взял» и прочих эпитетов был истощён. Мы лежали на своих лунках и молча наблюдали это броуновское движение сквозь прозрачную толщу воды. Смотрели до тех пор, пока можно было различать светлые силуэты сигов, и чёрно-белые очертания ленков. Потом разогрели и допили настоявшийся за день до коньячной крепости чай, и начали выходить к машине…
